фото показано с : ru.tsn.ua

О страхе, что царит сейчас в Кабуле, об отчаянии и готовности бороться до конца — в эксклюзивном интервью ТСН рассказала известная афганская режиссер Сахри Карими.

Очевидец расцвета Афганистана, очевидец катастрофы — известная афганская режиссер, которую эвакуировали украинцы, рассказала ТСН о том, как убегала, спасая родных. И как хочет вернуться на родину, несмотря даже на "Талибан".

Офис президента Украины откликнулся на призыв словацких кинематографистов помочь эвакуировать ее из Кабула — но на первый украинский самолет она сесть не смогла, помешал хаос и толпа в аэропорту. Ее спасением в аэропорту руководили фактически в ручном режиме, ища GPS. Но вылететь Сахри Карими удалось лишь со второй попытки — и уже с помощью турков. Почему так произошло? Что такое современный "Талибан"? На что обречены теперь афганские женщины?

- Вы писали о том, что в Афганистане нет гражданской войны, сейчас в вашей стране идет гибридная война. Для Украины это очень понятные слова, ведь мы на собственном опыте с 2014 года со времен российской агрессии понимаем, что это такое. Что вы имеете в виду, когда говорите о гибридной войне на вашей родине?

- Мы пережили гражданскую войну в Афганистане в девяностых. Она шла между различными этническими и политическими группами. Тогда это была гражданская война. Она полностью уничтожила Афганистан. Но сейчас наши лидеры не воюют между собой. А Талибан... Ну, хорошо, может кто-то из них и афганец, но другие — приходят из других стран. У них очень тесные отношения с Пакистаном. С Пакистаном, нередко с Ираном, иногда с Россией — все эти страны помогают группировке ("Талибану" — авт.). Другие террористические группы также помогают им уничтожить Афганистан. В Пакистана проблемы с Индией, у Ирана и Китая — с Америкой. Это очень печально, ведь если хороших соседей нет — никогда не будет безопасности. А у нас, к сожалению, очень плохие соседи, которые раздувают наши внутренние проблемы. Это одно дело. Другое дело — мы уже однажды пережили Талибан — с 96-го по 2001 год.

- В это время они находились у власти...

- И это было темное время нашей истории. И для меня до сих пор огромный вопрос: как это вообще возможно, после 20 лет, после двух трильярдов американских долларов, всех этих образовательных программ, программ по поддержке прав женщин, после всего этого — все рушится вот так — просто и-за одного мирного соглашения (США с талибами при Трампе — авт.)? Талибы не позволяли женщинам учиться, не позволяли им выходить на улицу без мужского сопровождения, не было ни гражданского общества, никто не слышал о правах людей. Было плохо, плохо, очень плохо. Именно поэтому режим и был свергнут. Но на этот раз "Талибан" другой, они не похожи на талибов 96-го. Да, они традиционные, но имеют все современные средства, чтобы распространять идеологию по миру. В 96-м им приходилось собирать людей и говорить: вот мы, вот то, во что мы верим. А теперь — они просто пишут в социальные сети, а затем — клик... Понимаете? Оно распространяется как вирус, как коронавирус, оно повсюду. Сейчас они гораздо опаснее. До этого они просто убивали, возможно, промывали кому-то мозги. А сейчас они к тому же умело пользуются Интернетом и киберсредствами борьбы. Я убеждена, то, что они добились в Афганистане за последние два года, — они добились благодаря Интернету. Их не так уж и много — физически. Но психологически они подготовили людей: мы здесь, мы вот-вот захватим этот регион, тот регион, мы сделаем то, мы сделаем другое. Люди были так напуганы, понимаете, эти тысячи людей в аэропорту, которые ищут хотя бы малейшей возможности убежать — большинству из них ничего на самом деле не угрожает, они ничего против талибов не делали. Но эта паника, нагнанный сетями страх — гонит их из страны.

- А сколько людей сейчас поддерживают современный "Талибан"?

- Многие. Это ментальность. Многие люди в Афганистане, особенно мужчин, — за "Талибан". Так как они привыкли думать, как они привыкли вести себя с женщинами. Они считают, женщина должна сидеть дома. Носить хиджаб. Никогда не разговаривать с чужими мужчинами. Не ходить на работу. Таких людей, особенно мужчин, очень много в Афганистане. Фактически постоянно в них внутри был "Талибан", просто надевали галстук, пиджак и шли на работу, притворяясь другими. Сейчас они просто изменили одежду, но в голове у них осталось то же самое. И таких почти половина страны. Но есть еще другое движение — против талибов, в ряды которого вступает молодежь. Сейчас все очень хаотично. Никто не понимает, что происходит. "Талибану" нужно международное признание, надеясь на это — они сейчас контролируют свое поведение. Не показывают настоящего лица. Надевают маску. Но внутри они очень традиционны. Это затишье перед бурей. Мы не знаем, что случится, если они таки получат международное признание.

- До этого мы еще обязательно вернемся. Когда ранее в этом году президент США Джо Байден заявил, что американские войска покинут Афганистан — вы помните, о чем подумали, когда узнали об этом? Что это для вас было?

- Я точно помню, когда прочитала об этом. Я сидела в офисе, в "Афганфильме" и вносила правки в сценарий фильма, который мы как раз тогда снимали. Съемки были в разгаре, теперь все прервалось. Я оторвалась от сценария и увидела эту новость. О выводе войск много говорили и до того, были какие-то встречи. Но теперь он назвал дедлайн (31 августа 2021 года — авт.). В эту секунду у меня все застыло. Что? Что нам теперь делать? Потому что мы многое знали о нашем собственном правительстве, я сама работала с правительством, я прекрасно знаю, сколько там коррупции внутри. Мы понимали, что со столь коррумпированной властью, стоит американцам покинуть страну, все будет потеряно. У нас есть солдаты. Армия. Может, 350 тысяч. Талибов — 50 тысяч. Но они едины, у них есть настоящая поддержка. А у нас военное ведомство настолько коррумпировано, солдат — когда у него нечего есть, когда у него нет нормального оружия, нет поддержки — как ему бороться? Это была главная причина, почему мы проиграли.

- И вы понимали это с самого начала?

- Знаете, сначала мы молились, чтобы Дональд Трамп не выиграл эти президентские выборы. Когда он проиграл — мы были так счастливы! Слава Богу, думали мы, ведь это была его идея — устроить мирные переговоры с талибами, заключить с ними соглашение. Мы надеялись, что Байден примет другое решение. Но он решил абсолютно то же самое, что Трамп. Еще ускорил вывод войск. Мне плевать на политиков, политики в Афганистане всегда находят способ договориться. Что меня беспокоит — это афганский народ, молодое поколение афганцев — режиссеры, художники, общественные активисты, очень, очень много вкладывали в то, чтобы построить демократическое общество. Мы не были лучшие. Но если сравнить с нашими соседями — лучше не было ни у кого. Мы сражались за то, чтобы имена наших мам записывали в наши паспорта. Мы сражались за то, чтобы изнасилованных девушек не допрашивали, были ли они перед этим целомудренны. Мы сражались за то, чтобы девушки могли нормально одеваться — потому что они хотели окутывать их с головы до пят — мы говорили: "Нет!". И закрывать лицо — мы говорили: "Нет!". Школьная форма должна быть нормальной. Цветной, а не черной. Может, черный цвет нравится мне, и вам — но мы взрослые, это наш личный выбор. А заставлять маленьких девочек в жаркой стране ходить в черном — не надо. Мы очень много боролись. Выходили на демонстрации. А теперь — все это уничтожено. Одно мирное соглашение (США с "Талибаном" — авт.) — и все. Оставляя Афганистан, я взяла официальный отпуск. У меня 20 дней. Я все еще директор "Афганфильма". Но я жду, когда они скажут: "Мы тебя больше здесь не ждем. Оставайся там". И я стану изгнанницей. И больше не смогу вернуться на родину. Поэтому я жду, что они решат. Хотят они меня или нет. Но если они позволят мне вернуться — им придется принять меня такой, как я есть. Я единственная женщина в целом Афганистане с высшим кинематографическим образованием. Я первая женщина, возглавившая государственную компанию "Афганфильм" — я управляю ею два года и это были очень успешные годы. Что они теперь сделают с "Афганфильмом"?

- А что вы сама собирались делать, когда осознали американских солдат больше не будет? У вас были планы тогда — как выживать? Или вы ждали столь быстрого продвижения "Талибана"?

- Такого мы не ожидали. Это произошло буквально через несколько недель. Никакого плана у меня не было. Я надеялась, наше правительство, международное сообщество, ООН, американское посольство — и все эти люди, которые тратили сумасшедшие деньги на Афганистан — защитят нас. Но нас никто не защитил. Чиновники бежали первыми. Даже американцы сбежали. А потом, когда "Талибан" начал встречаться с Россией, Китаем, Ираном, Пакистаном — это показало, что это очень опасно. Ведь все эти страны хотят, чтобы Штаты проиграли — и для этого используют нас. Для них не имеет значения, напуганные мы или нет. Я впервые задумалась о том, что возможно придется спасать семью — ровно за день до того, как вошел "Талибан" в Кабул.

- Еще до "Талибана" в Кабул начали стекаться тысячи беженцев из оккупированных до этого провинций. Как чувствовал себя город в эти дни, что вы делали?

- Мы начали им помогать. Я начала жертвовать часть зарплаты, другие коллеги тоже. Потом я пошла в банк — забрать деньги — и увидела бешеную толпу перед банком. Перед банками — не только моим. Все хотели снять деньги со счетов. Но денег в отделении банка не было — их прислали из центрального банка. Я ждала два часа. Затем началась стрельба. Менеджер банка сказал мне: "Беги!". Я спрашиваю, почему. Он говорит, потому что "Талибан" зашел в город. Я говорю, что это неправда. Он повторяет: "Беги!". Он провел меня через задний ход и вызвал для меня такси. Но дорога была заблокирована, такси остановилось. Тогда я выскочила и побежала. Из банка к моему дому — где-то полчаса пешком. А я бежала. Город был таким озадаченым. Кто-то верил, что это правда, кто-то был в шоке. А кто-то смотрел на меня — особенно мужчины — и спрашивали: "Почему бежишь?". Меня все знают в лицо дома, поэтому для них это было: вот она, директор "Афганфильма", убегает. И вдруг, где-то посередине дороги, я остановилась. Я спросила себя, почему я бегу. Чего я боюсь. А потом начала снимать — потому что поняла, что мир должен это знать. И выставила в "Инстаграм". За два дня до этого я написала открытое письмо всем кинематографистам мира. Я попросила их послушать нас и не молчать. Говорите об Афганистане. Потому что нет, здесь нет гражданской войны. Нас к этой войне заставили извне. Но реакции почти не было. И вдруг, после этого видео — меня заметили. Но было поздно.

- Позвольте процитировать из этого письма: "Я останусь и буду бороться за свою страну, но не могу делать это самостоятельно". Когда вы поняли, что не можете остаться. Что вам придется ехать за границу?

- Министр, заместитель министра, другие чиновники, которым я начала звонить, когда добралась домой, все влиятельные люди, кого я знала — все говорили: "Ты должна поехать".

- Как они это объясняли?

- Мне сказали: "Ты слишком яркая для них. Слишком либеральная". Я никогда не молчу. И последние три месяца я без остановки писала письма и посты против "Талибана". Без перерыва. Так я боролась. Я не могла пойти на передовую, но у меня есть соцсети, имею свою аудиторию, которой я объясняла, что такое "Талибан". Потому что многие просто не знают, что они делают.

- Это было трудно услышать?

- Я закончила киноакадемию в Словакии в 2015 году (начинает плакать — авт.). У меня были замечательные возможности оставаться там, обучать, снимать фильмы. За мои короткометражки, которые собрали много наград, меня там уже узнавали. Но тогда я решила: я не останусь в Словакии, я хочу вернуться домой. Я очень много работала. Семь лет. Каждый день я работала для родной страны. Чтобы показать людям, что кино — важное. Наши истории важны. Я на каждом шагу сталкивалась с предрассудками, предубеждением. На меня часто нападали в соцсетях. У меня было много ограничений. Я пыталась бороться с коррупцией в нашем кинематографе. Я постоянно боролась, это стало целью жизни. Видите, здесь я покрашена, но у корней волос совершенно седые. Нет, мне не было легко. Но вдруг — все пошло кувырком (вытирает слезы — авт.). И зачем мы тогда боролись? За что? Я не знаю, что произойдет с "Афганфильмом". Мое поколение не любит ограничений. Мы не поколение бурок, мы не хотим закрывать лицо, нет. Мы не хотим быть невидимыми. Мы хотим быть частью общества. Это так трудно, понимаете. Стоит почувствовать свободу, стоит пожить свободной, ты уже не можешь позволить кому-то прийти и ограничивать тебя. Мне так жаль Афгинастан. Мне так жаль афганский народ, афганских женщин. Мы очень талантливые, знаете. Очень творческие. Мы только начали строить свою страну. Все было слишком хорошо. У нас были кафе, библиотеки, дома моды, у нас был кинофестиваль, фестиваль музыки, у нас все было, мы начали чувствовать себя частью мира. И теперь это все... просто закрылось. Я не верю "Талибану". Они врут. Они не хотят, чтобы женщины имели голос. Они ненавидят образованных женщин. Они ненавидят независимых женщин.

- Чем именно им так не нравятся образованные сильные женщины?

- Они боятся, что это повредит их мужеству. Многие афганцы гордятся тем, что они патриархальные, какая в них традиционная страна. Они боятся, что изменения могут погубить их так называемую религию — потому что ислам они перекручивают, понимаете? Стоит мне по крайней мере немного успокоиться... Я снова думаю об этом... Сейчас, перед интервью, смотрела на фото своей квартиры, на свои цветы. И думала, кто будет их поливать теперь? И — если взять шире — кто теперь будет поливать цветы Афганистана? Я никогда не думала, что это произойдет с нами. Никогда... (плачет — авт.) Страны без культуры, без кино, без музыки, театра, без картин — не существует. Это не народ, а просто население. Оно ест, спит, теряет время — но не создает историю. Историю создает культура. Культура — это идентичность нации. А они (талибы — авт.) не понимают искусство, не знают что это такое. Они такие ограничены. Они объявляют через соцсети: "Мы займем такой-то регион, приводите девушек старше 15-ти, мы возьмем их в жены". Это неприемлемо, это абсолютно неприемлемо. Это не ислам. Они неправильно его трактуют.

- Что вы сделали, когда вернулись домой, зная, что "Талибан" зашел в Кабул?

- Я начала отбирать вещи, пыталась паковать чемодан. Но не знала, что взять. Как выбрать среди картин, книг... И тогда я просто схватила несколько вещей, подвернувшихся под руку и выскочила, хлопнув дверью. Я общалась с Вандой Грицевой — президентом Словацкой киноакадемии. Я сказала ей, что происходит. Тогда она начала искать связи и вскоре сказала: "Я соединю тебя с украинцами, у меня там есть друзья, они могут помочь". Она соединила меня с Офисом президента Украины, объяснила ситуацию, и тогда уже Офис президента начал искать варианты. Мне звонили из Украины — дипломаты, сотрудники Офиса президента, все — и они сказали: "Срочно езжай в аэропорт, потому что в 4:15 будет самолет".

- Как вы смогли добраться в аэропорт?

- Тогда дорога еще была свободна, такой сильной давки не было. Я позвонила брату, что забираю его, забрала его с семьей, с детьми, родственник подогнал машину и уехали. Уже через час после этого — дорога была заблокирована. В аэропорту была огромная толпа, тысячи людей ждали рейса. Но самолеты не взлетали. Затем... Мы не успели на самолет.

- Как случилось, что вам не удалось на него попасть?

- Там все и каждый искали хоть какой-то шанс вылететь. Неважно куда. Билетов, конечно, не было. Были списки. И кто-то пошел на самолет вместо нас. Это заметили поздно. Со мной было 11 человек. Дети. Затем снова было очень много переговоров всех со всеми. Было уже 12 ночи. Затем группа пассажиров пошла в сторону американского военного лагеря. Мы пошли за ними. Нас было много, не меньше тысячи. Вдруг появились американские военные и оттеснили нас обратно. Это было чрезвычайно трудно. И постоянно кто-то звонил, я постоянно кому-то звонила. Мне сказали ждать до утра — будет другой самолет. Я взяла всех своих, вывела их из толпы и мы начали искать, где нам спрятаться, потому что на аэродроме могли быть сторонники "Талибана". Мы спрятались внутри аэропорта, затем позвонили турки. Сказали, что им звонили из Украины, сказали, что у них есть самолет. Узнали, где мы и сказали сидеть там. Около 5 утра за нами пришли и под сопровождением отвели к военному самолету, на котором мы и смогли вылететь.

- Что вы почувствовали, когда поняли — что все это позади, что самолет уже разгоняется по взлетной полосе, что он отрывается от нее. Облегчение от того, что наконец-то можно отдохнуть или наоборот — напряжение?

- Мне было очень грустно. Но знаете, я боец. Я всегда говорю: если не получилось что-то одно — надо искать другой способ. Я не сдаюсь легко. Я не верю в поражение. Не в моей жизни. Я всегда говорю, что драться надо до конца. Тогда ты, по крайней мере, сможешь себе сказать — я сделала все, что могла. Я оставалась в Афганистане до последнего, до того самого дня, когда они вошли в Кабул. Затем, когда первый самолет поднялся в небо без нас — я понимала, со мной беспомощная группа. Я должна держаться ради них, показывать им: все хорошо, сейчас мы что-нибудь придумаем.

- Что вы планируете делать теперь?

- Я не знаю. Я хочу забрать семью в Канаду, моя мама и бабушка живут в Канаде. Я хочу перевезти туда семью. Поэтому я еду сегодня в канадское посольство, у них есть программа, по которой они смогут уехать. Когда они будут там, в безопасности — тогда я наконец смогу подумать о себе.

Вообще-то я жду. Жду, что мне скажет эта новая власть. Ведь сейчас я в отпуске. Официально я все еще директор "Афганфильма". Если они скажут: ты нам здесь не нужна, не возвращайся — что ж, с тех пор я буду изгнанницей. И начну новую борьбу с "Талибаном" до конца жизни.

- А если они наоборот скажут, что вам ничего не грозит?

- Тогда я вернусь и буду работать. И покажу им, что способно кино.

- Вы не боитесь возвращаться?

- Боюсь.

- Они могут сказать вам неправду.

- Они могут убить меня. Я уверена... Но я приеду. Вы знаете... Мне кажется, в моей жизни начался новый раздел. Очень трудный раздел. Когда я была студенткой — было проще. Когда я приехала в Словакию — мне было 17, это был новый раздел, я десять лет училась, не покладая рук. Когда я решила вернуться в Афганистан — это опять был новый раздел. Я начинала с нуля. У меня ничего не было, кроме диплома. Даже родной язык мне надо было вспоминать. Теперь мне 36. И я опять начинаю все с начала с дипломом под мышкой. Мне очень повезло иметь словацкое гражданство. Я могу выжить в Европе.

- Но вы не хотите выживать в Европе, вы хотите жить на родине?

- Я не хочу изображать историю европейцев, честно. Я хочу изображать историю собственного народа. В Европе большие режиссеры. Писатели. Сценаристы. Художники. У них свои темы. Но в Афганистане таких людей не хватает. Я не хочу рассказывать европейские истории. Не хочу заниматься бизнесом. Быть знаменитой. Я хочу быть автором моей родной нации. Мне больше не нужны награды, фестивали. Все произошло, когда я снимала комедию. Я хотела развеселить людей, потому что мы очень печальный народ. Все осталось там. Локации, оборудование.

- Как вы думаете, чем международное сообщество может сейчас помочь Афганистану — если оно чем-то еще может ему помочь?

- Международное сообщество не должно признавать "Талибан". Стоит им признать правительство талибов — Афганистану конец. Талибы очень стараются сейчас получить это признание. Именно поэтому они действуют сейчас так мягко. Но мы знаем реальность. В паблике журналистов, где я есть, выложили указания от талибов для учениц. До четвертого класса — они могут ходить в хиджабе. С четвертого должны носить бурку. И должны учиться отдельно от мужчин. Учительница не имеет права обучать мальчиков. Учитель не имеет права обучать девочек. Все как в Саудовской Аравии, парадокс в том, что даже там женщинам с каждым годом позволяют все больше, а у нас будет наоборот. Я думаю, большинство проблем Афганистана — это афганцы, здесь я никого не оправдываю, но частью проблем является то, что западные страны, которые помогли Афганистану отстроиться — сами не очень-то и ценили то, чего им удалось достичь на нашей земле. Если бы ценили — они бы так легко не сдались. По крайней мере, если уже собрались уходить — зачем было так громко об этом объявлять? Почему бы не идти постепенно, не привлекая к этому внимания? Я больше не верю в международное сообщество — они молчали.

- А пока вы остаетесь в Украине, с кем планируете встречаться?

- Первая леди Украины устраивает форум (первых леди — авт.), Я буду очень рада к нему приобщиться и донести до его участников голос афганских женщин и афганских людей исскуства. Я верю в равенство, и верю, что мужчины и женщины могут вместе бок о бок строить сильное развитое общество.

Подробнее читайте на ru.tsn.ua ...